Быдло

[arskvv]

Стащил у roizman

Россия просыпается, как видно,
на площади выходит, как в кино,
и часто повторяет слово «быдло»,
не слишком понимая, кто оно.

И раз иным действительно обидно,
я объясню. Читатель, подтянись!
Особенно сражается за быдло
латентный латинист и путинист,
дьячок из габрелянова прихода;
но вы-то что, дудя в свою дуду,
так лезете в защитники народа?
Я не народ, а вас имел в виду.

Давайте все договоримся с ходу —
надеюсь, согласится большинство, —
что быдло не относится к народу и
крайне редко видело его.
Народ —
определеньем черно-белым
хочу пресечь болтливый разнобой —
есть населенье, занятое делом
и властное над собственной судьбой.
Народ есть тот, кто сеет, пашет, пишет,
воюет, учит, лечит и кует,
а тот, кого нимало не колышет его судьба,
никак не есть народ.
Народ, заметим разумом холодным
к восторгу легкомысленных харит,
есть тот, кто занят творчеством народным —
мертв тот народ, который не творит.
Не важно, как зовут его — Василий,
Микола, Моисей или Талгат,
а важно, что количеством усилий
он никогда не мерит результат.
Он не кричит «Вот этими руками!»…
не попрекает — «Чей вы жрете хлеб?!» —
а, увидав, что в кухне тараканы,
не думает, что их прислал Госдеп.
К народу равно может быть причислен
рыбак, поэт, охотник, корабел:
им важно всем, насколько труд осмыслен,
а не насколько черен или бел.
Одна примета быдла с каждым годом
является все чаще в полный рост:
оно зовет себя «простым народом»,
хотя народ как раз отнюдь не прост,
в особенности наш.
Отцам и детям такая сложность очень дорога:
не зверствами, а именно вот этим
мы побеждаем внешнего врага.
И раз уж речь зашла о сложной гамме
российских отношений с тем врагом, —
здесь только быдло дорожит врагами,
а мы умеем думать о другом.
День без войны у них напрасно прожит.
Повсюду враг, он все у нас крадет.
Поскольку быдло ничего не может,
то воевать оно и не пойдет —
но стравливать, наушничать соседу,
подзуживать, выкрикивая бред,
и наконец присваивать победу!
Не спорю, в этом быдлу равных нет.

Еще одна черта — смотри, любуйся, —
наглядна, как пятно на простынях:
есть буйство с разрешения на буйство,
как это называет Пастернак.
Им близко чувство локтя, свары, своры,
им нравится, конечно, бить под дых —
но лучше б инвалида. Бузотеры,
но только с разрешенья всех святых,
как молвил Мандельштам в «Четвертой прозе».
Они и сами сыты и крепки, но при любой помстившейся угрозе
бегут под сень спасительной руки.
Их правило, по сути, непреложно:
они орут, разнузданно грозя,
но защищают только то, что можно,
а травят тех, кому и так нельзя.
Нужна, ей-богу, дерзостность большая,
чтоб гордо, невзирая на испуг,
слюнями брызгать, пылко защищая
то, что и так подмяло всех вокруг.
Быдляк не в состоянии бороться,
быдляк не пожалеет никого,
не понимает слова «благородство»,
а знает только слово «лоховство».
Еще замечу, к главному приблизясь,
что в быдле, как оно ни пламеней,
есть гордость — но всегда при этом низость;
точнее, гордость низостью своей.
Ведь есть душа, твержу который день я,
и сердце разбирается само,
и совесть есть — но есть восторг паденья:
смотрите все, какое я дерьмо!
Иному супер-пупер-патриоту
особенно знаком такой экстаз:
они ведь все не верят ни на йоту
тому, чем одурачивают нас.
Когда оно решенья принимает,
чтоб вся страна застыла, смятена, —
оно же все отлично понимает.
«Да, я такой. Ты видишь, Сатана?»
Он видит, да. Подчеркивать не надо
(но умолчать, по-моему, грешно),
что быдло — в чистом виде слуги ада
и строит ад везде, куда пришло:
он скроен вертикально, пирамидно,
в нем ценят похоть, зависть, нищету —
и полумрак, чтоб было еле видно,
поскольку быдлу страшно на свету.
Поэтому оно при слове «быдло» кричит: «Позор»,
кидаясь бог весть чем…
Могу понять. Оно и мне обрыдло.
Вон Искандер припомнил слово «чернь».
Рекомендую это к изученью,
сей архаизм ничуть не нарочит.
Действительно хотите зваться чернью?
Гораздо благороднее звучит.

Дмитрий Быков
Новая Газета